Надлежащее подлежащее

— Кто спал на моей кровати?
Спросила медведь-мама.
— Да кто только не спал!
Проворчал медведь-папа.
Фольклор

— Я боюсь свешивать руку с кровати!

Игнатий зафиксировал брови в полуприподнятом положении, по неровному контуру сплющенной параболы Лобачевского. Удивление, самоирония, лёгкое недоверие.

Как нелинейно время! В теории мы начинаем с простых задач и движемся к сложным. Но лучший гипнотерапевт страны начал свою практику с необъяснимого, сложнейшего, ужасающего случая. После такого врачи обычно либо уходят на покой, либо сами становятся пациентами. Игнатию повезло: он прятался от картонного человека в стенах «Озера», но играл роль не больного, а целителя. Или больного целителя. Целители разные бывают: от элитных частных психиатров до народных залопутерапевтов.

Всю свою профессиональную жизнь Аннушкин совершенствовался, оттачивал навыки гипноза и архетипического анализа, учился и учил, искал и находил диагнозы в трудах немецких философов… Для чего? Чтобы в зените славы заниматься такой банальщиной? Хотя уж лучше демон под кроватью, чем ангел одной постоянной клиентки.

Гипнотерапевт опёрся виском о сведенные вместе пальцы: указательный и средний — и слушал нестройный дуэт своего внутреннего голоса и рассказа пациентки.

— Я недавно прочитала, что кровать должна стоять на силовых линиях. Пришлось передвинуть её к другой стене, но там было очень тесно. Поэтому я купила более узкую. Теперь я почти всегда сплю, свесив руку вниз. Позавчера, когда я почти уснула, меня посетила мысль. А вдруг моя рука кому-то мешает?

— Кому? — самым серьёзным тоном поинтересовался Игнатий.

— Тому, кто под кроватью.

Кривизна параболических бровей слегка увеличилась.

— Я знаю, как это звучит, — пациентка выглядела виноватой. — Но эта мысль не даёт мне заснуть уже двое суток!

— Вы боитесь, что из-под кровати кто-то вылезет?

— Немного.

— Вы думаете, там кто-то поселился?

— Думаю.

— Вы чувствовали прикосновение к руке?

— Нет. И от этого только хуже. Так стыдно!

— Стыдно?

— Только начинаю дремать, как на меня накатывает ощущение собственной неуместности. Я вредная, я мешаю. А ко мне даже прикоснуться нельзя!

Аннушкин вздохнул и прикрыл глаза в знак понимания и сочувствия.

Вот и полезла из-под кровати настоящая причина.

— Итак, это не страх. Это чувство вины, — подытожил Игнатий. — Вы не боитесь того, кто под кроватью. Это он вас боится. Представляю, если бы у моего лица постоянно мельтешила чья-то рука.

Пациентка невольно улыбнулась.

— Я вспомнила один эпизод из детства, — прервала она недолгое молчание. — У Борьки, соседского мальчика, была большая книжка-раскраска. И я очень ему завидовала. А он, как назло, любил сидеть во дворе на лавочке и раскрашивать. Я стала ему мешать, закрывая рукой страницы. Боря бесился, плакал, убегал домой.

— Дети часто бывают жестокими, — Игнатий решил отделаться дежурным комментарием.

— Бывают. Но я же не знала, что он на скамейке сидел не от хорошей жизни. Родители часто оставляли его одного с престарелой бабкой. Она уже давно была в маразме и почти не вставала с кровати. Почти.

Pages: 1 2

Leave a Reply

You must be logged in to post a comment.